Full Text

Крупномасштабные боевые действия, развернувшиеся в годы Первой мировой войны на территории западных и южных губерний Российской империи, спровоцировали появление вынужденных мигрантов: беженцев, которым по своей воле пришлось покинуть ставшие опасными для проживания родные места, и выселенцев, оставлявших свои дома по распоряжению военных властей. Явление беженства (в это понятие мы будем включать и беженцев, и выселенцев) имело место с первых недель войны. Уже в июле 1914 года в еврейских газетах появились сообщения о евреях, уезжающих из приграничных городов и местечек [1, с. 5]. Архивные материалы также подтверждают информацию, публиковавшуюся в номерах периодической печати с самого начала Первой мировой войны [2, л. 11]. Государство и общество, осознавая необходимость оказывать содействие вынужденным мигрантам, приступили к учреждению новых и преобразованию уже существовавших общественных и государственно-общественных организаций, нацеленных на предоставление различной помощи жертвам войны. Однако на первых порах, когда явление беженства ещё не приобрело масштаб катастрофы, и потоки вынужденных мигрантов ещё были не столь значительны и скучены, как стало впоследствии, особо острого внимания проблеме предотвращения эпидемий среди вынужденных мигрантов не уделялось. Так, например, в Положении от 14 сентября 1914 года об учреждении Комитета Великой княжны Татьяны Николаевны для оказания временной помощи пострадавшим от военных бедствий (далее – Татьянинский комитет) в перечне функций, возложенных на Комитет, упоминались помощь беженцам материальная, с трудоустройством, помещением в богадельни и приюты и пр.[2]. Но оказание медицинской помощи и меры по соблюдению санитарных норм отдельно не прописывались. 3 сентября 1914 года было утверждено Положение о Верховном начальнике санитарной и эвакуационной части при Штабе Верховного главнокомандующего[3]. В его функции входили: разработка планов врачебно-санитарной деятельности, наблюдение за устройством санитарных, эвакуационных и питательных пунктов, проведение противоэпидемических мероприятий. К делу также подключились Общество Красного Креста, Всероссийский земский союз (далее – ВЗС), Всероссийский союз городов (далее – ВСГ). Однако все эти усилия были преимущественно направлены на военнослужащих (эвакуируемых, больных, раненых и т.п.), в крайнем случае, военнопленных. Что же касается беженцев и выселенцев. О них в Положении было сказано лишь, что «населению местностей, пострадавших от военных действий, оказывается спешная помощь, <…> главным образом, выдачей предметов продовольствия и одежды и устройством даровых столовых и приютов. Осуществление этих мероприятий поручено местным благотворительным учреждениям, действующим под покровительством и руководством Комитета Великой княжны Татьяны Николаевны для оказания временной помощи пострадавшим от боевых действий»[4]. Таким образом, мы вновь не наблюдаем упоминания о медицинской помощи вынужденным мигрантам из числа мирного населения. Впрочем, разумеется, отсутствие в Актах подобного уровня и направленности действий особого упоминания об организации противоэпидемиологических мер в отношении беженцев и выселенцев не является свидетельством того, что подобные шаги не предпринимались или что подобный тип помощи упускался из виду. Уставами общественных организаций помощи жертвам войны (всероссийских и отдельных национально-конфессиональных) предусматривалось оказание, в том числе, врачебно-санитарного содействия вынужденным мигрантам в пути и в местах их новой дислокации. Нередко на местах учреждались врачебно-санитарные комиссии (отделы), работали врачебно-питательные отряды [3, с. 24–26, 29–30]. Даже на заседаниях Совета министров (например, от 25 сентября 1914 года) заходила речь об оказании Татьянинским комитетом медицинской помощи беженцам [4, с. 77]. Однако до начала массового выселения жителей западных губерний Российской империи вглубь страны (конец весны–лето 1915 года), когда поток беженцев и выселенцев стал настолько плотным, а количество вынужденных мигрантов настолько заполонило близлежащие к прифронтовой зоне города и местечки, что возникла угроза эпидемиологического характера, особое внимание на врачебно-санитарной составляющей помощи не заостряли. В диссертации Д.Г. Цовяна сообщается о вспышках в начале 1915 года эпидемии сыпного и брюшного тифа по стране, появления которых связывали, в том числе, с перемещениями беженцев и военнопленных турок [5, с. 103–104]. Однако он же отмечает, что план по предупреждению эпидемий среди беженцев был разработан и принят ВЗС и ВСГ только к августу 1915 года, тогда же стали приниматься активные действия по предотвращению вспышек заразных заболеваний. И лишь с сентября 1915 года противоэпидемиологические мероприятия были скоординированы правительством в масштабе всей страны [5, с. 106–107]. В диссертации В.С. Утгоф организация ВЗС «эпидемических и дезинфекционных отрядов» [6, с. 40] на территории Минской губернии отнесена вообще к 1916 году. В статье Т.И. Трошиной [7, с. 84–92] также проведение основных противоэпидемиологических мероприятий отнесено к 1916 году. В диссертации И.Б. Беловой упоминается о вспышках эпидемии тифа и борьбе с ними применительно к более раннему периоду (1914–1915), но только в отношении военнопленных турок. О противоэпидемические мероприятия по части беженцев подробно сообщается только когда речь заходит о периоде Советской власти [8, с. 63, 171–172, 182, 102, 218]. В зарубежной историографии, например, в монографии П. Гетрелла, отмечается, что общественными и государственными деятелями осознавалась опасность беженцев как источника эпидемий [9, р. 27, 152], но более подробно данная тема не развивается. В статье Ю.А. Бахурина, посвященной выселению евреев из западных губерний Российской империи, сообщается об острой проблеме организации врачебно-санитарной помощи еврейским вынужденным мигрантам, но, опять же, применительно к периоду с середины лета 1915 года [10, с. 9–10]. Действительно, об эпидемиологической проблеме активно заговорили лишь во второй половине 1915 года, после того как летом столкнулись с вспышками эпидемий среди вынужденных мигрантов. На заседании Особого совещания по устройству беженцев, состоявшемся 10 сентября 1915 года, министр внутренних дел Н.Б. Щербатов отметил, что «задача урегулирования движения беженцев очень трудна, особенно принимая во внимание тяжелые санитарные условия, в которых находятся беженцы, в результате чего среди них появились даже холерные заболевания» [11, л. 1]. Били тревогу врачи. Делегаты Пироговских съездов врачей и представителей врачебно-санитарных организаций земств и городов, состоявшихся в 1916 и 1917 гг., свидетельствовали, что беженцы, находясь долгое время в пути, часто голодали, пили нередко из зараженных водоемов и луж; среди них развивались эпидемические заболевания – дифтерия, тиф, холера и др. Беженская проблема не являлась изолированной: она затрагивала местное коренное население, представляла серьезную опасность для армии [12, с. 119–120]. На Пироговском съезде, прошедшем 13–18 апреля 1916 года, сообщалось, что распределение беженцев по губерниям и городам вызывало «большую заболеваемость и смертность как пришлого, так и оседлого населения» [13, с. 33]. Большинство врачебно-санитарных проблем, с которыми сталкивались при попытках предотвращения взрыва эпидемии среди вынужденных мигрантов и, как следствие, среди местного населения, можно было обнаружить в Черниговской губернии ещё весной–летом 1915 года в отношении еврейских выселенцев. Первая значительная волна еврейских беженцев прибыла в Черниговскую губернию в мае 1915 года, вследствие выселения евреев в апреле–мае 1915 из прифронтовой зоны Курляндии и Ковенской губернии по приказу военных властей. О приезде евреев-«ковенцев» в города Черниговской губернии писали в еврейской прессе [14, с. 33]. Эти данные подтверждались и архивными материалами канцелярии Черниговского губернатора, сообщавшими, что на 19 мая 1915 года «в губернию прибыло 3 тыс. евреев, высланных из Ковенской губернии, которые были размещены в Мглинском, Суражском и Стародубском уездах» [15, л. 1]. Уже 14 мая 1915 года из Петрограда в Чернигов прибыли уполномоченные от Общества охранения здоровья еврейского населения (далее – ОЗЕ). Оно было учреждено ещё осенью 1912 года и «к началу Первой мировой войны уже покрыло значительную часть черты оседлости сетью своих учреждений» [16, с. 493]. В годы Первой мировой ОЗЕ сконцентрировало свое внимание на оказании врачебно-санитарной помощи еврейским вынужденным мигрантам и предотвращении среди них вспышек эпидемий. Однако при разрешении столь первостепенной задачи членам ОЗЕ пришлось столкнуться с немалым количеством трудностей и препон. Приехав в Чернигов 14 мая 1915 года члены летучего отряда ОЗЕ Л.Б. Гаркави, М.И. Радовский, Н.Я. Брозелио, Л.С. Каминский, прежде чем разъехаться по ранее предусмотренным пунктам назначения в Черниговской губернии, попытались получить от местной администрации и общественных деятелей сведения о врачебно-санитарном положении прибывших еврейских выселенцев. Но эта инициатива не увенчалась успехом, за санитарно-эпидемиологической обстановкой среди вынужденных мигрантов никто на тот момент не проследил. Медики прождали новостей несколько дней и, так и не получив никаких вводных данных, отбыли по местам назначения. Л.Б. Гаркави и Н.Я. Брозелио – в Мглин, М.И. Радовский – сначала в Сураж, потом в Почеп, Л.С. Каминский – в Стародуб [15, л. 2–3]. То есть в уездные центры проживания еврейских выселенцев в Черниговской губернии. Прибыв на место 16 мая 1915 года, уже 20 мая уполномоченные ОЗЕ столкнулись с ещё одной проблемой: слишком большой концентрацией представителей различных благотворительных еврейских организаций помощи жертвам войны на единицу площади [17]. Согласно сообщению доктора Л.С. Каминского в Комитет ОЗЕ в Петрограде, «по приезду в Мглин, Сураж и Стародуб они нашли там уполномоченных от Киевского комитета, Черниговского, Гомельского и уполномоченного Центрального еврейского комитета жертвам войны из Петрограда (далее – ЕКОПО)» [15, л. 5]. Схожую информацию передавал в Петроград в свой Центральный комитет и представитель ЕКОПО в Черниговской губернии С.Л. Викторов [18, л. 13]. На первый взгляд может показаться, что ситуация в Черниговской губернии складывалась наилучшим образом, так как чем больше людей собиралось участвовать в оказании медицинской помощи вынужденным мигрантам, тем быстрее должен был бы пойти процесс и тем успешнее были бы результаты их труда. Однако проблема состояла в том, что в Черниговской губернии оказанием помощи еврейским выселенцам одновременно решили заняться представители отчасти конкурирующих между собой комитетов. Встал вопрос о том, чьей сфере влияния принадлежит Черниговская губерния: Петроградскому или Киевскому еврейскому комитету помощи жертвам войны. В итоге представители ОЗЕ, согласно отправляемым ими в Петроград письмам и телеграммам, никак не могли начать работу. Поскольку дело начинало приобретать неприятный оборот, уполномоченные от местных комитетов, Киева, ЕКОПО и ОЗЕ собрались в Клинцах на совещание [15, л. 5–6]. На собрании было принято временное решение: до окончательного разрешения ситуации центральными комитетами организаций всё-таки начать работу по оказанию помощи еврейским выселенцам. Однако трения так и не прекратились, врачи ОЗЕ продолжали слать в Петроград донесения о том, что «киевляне считают наше пребывание здесь излишним, ибо хотят взять на себя обслуживание Черниговской губернии во всех видах и проявлениях помощи» [15, л. 5об.]. Представители ОЗЕ заявляли, что скорее готовы работать совместно с уполномоченными ЕКОПО, чем с членами Киевского комитета [15, л. 5об.]. Намечалось своеобразное противостояние комитетов Петрограда против Киевского. Но пока в центральных комитетах решалась судьба Черниговской губернии, уполномоченные ОЗЕ всё-таки приступили к работе. Ставя заботу о здоровье на первое место и в виду острой необходимости создать на местах размещения еврейских выселенцев хотя бы минимальные условия гигиены и санитарии, борясь со скученностью проживания и, как следствие, угрозой вспышки эпидемии заразных болезней, врачи летучего отряда ОЗЕ начали готовить почву к «распылению беженцев по всем уездам Черниговской губернии» [15, л. 5 об.]. Для достижения поставленной цели знакомились с емкостью соседних городов и местечек, обследовали самих выселенцев, деля их на категории, искали пути решения «квартирного вопроса». На тот момент он стоял особенно остро и, по сути дела, был одной из причин сохранения угрозы вспышек эпидемии среди выселенцев. В мае 1915 года в Сураже находилось 320 еврейских выселенцев, в Мглгине – 560 чел., в Стародубе –1130 чел. Все они были размещены либо в синагогах, либо в имеющихся свободных помещениях, «которые иначе как свалочные места» [15, л. 6] характеризовать было нельзя. Уполномоченные ОЗЕ сообщали в Петроград об ужасных санитарных условиях, в которых вынуждены были жить еврейские выселенцы. «Груды вещей, взрослые, дети перемешаны в страшную массу <…>. Эпилептики, парализованные старики, скабиозные, трахоматозные, хроники всех видов, психические расстройства дополняли эту картину» [15, л. 6]. Также передавались сведения и о вспышках эпидемиологических заболеваний в Мглине и Стародубе. В Мглине были случаи заражения тифом, в Стародубе – скарлатиной. К проблеме скученности проживания в антисанитарных условиях вынужденных мигрантов добавилась нехватка медикаментов. 20 мая 1915 года из Стародуба Л.С. Каминский отправил в Петроград депешу центральному комитету ОЗЕ с просьбой прислать необходимые дезинфекционные средства, медикаменты и инструменты, поскольку на месте ничего нельзя достать [15, л. 7]. Следом от Л.С. Каминского полетела в Петроград срочная телеграмма (23 мая) о том, что средства на содержание еврейских выселенцев истощились, необходима немедленная денежная помощь. Так как из-за инфекционных заболеваний уже были летальные случаи, грозит голод, что ещё более ослабит и без того не сопротивляющиеся болезням организмы вынужденных мигрантов. Всё это может привести к вспышке настоящей эпидемии [15, л. 9]. Комитет ОЗЕ из Петрограда выслал своим уполномоченным в Черниговской губернии требуемые денежные средства и медикаменты. Врачебно-санитарная ситуация начала выправляться. В Мглине была налажена работа санитарно-медицинской службы, организована врачебно-санитарная помощь в Сураже. В Стародубе, в виду опасности распространения эпидемии, большая часть сил была направлена на организацию санитарного отряда из местных сил, что и удалось сделать. Были установлены дежурства санитаров, организованы объезды пунктов проживания еврейских выселенцев врачом, оборудованы два изоляционных пункта. При содействии местного врача Г.Б. Рабиновича инфекционные больные из числа вынужденных мигрантов стали приниматься в больнице [15, л. 6об.]. Система оказания врачебно-санитарной помощи начала налаживаться. И тут пришло уведомление из Петрограда и Киева, что Черниговскую губернию всё-таки передают под опеку Киевского комитета [15, л. 15]. Врачи ОЗЕ начали слать из Черниговской губернии телеграммы в Центральный комитет Общества, спрашивая, что им дальше делать в сложившейся ситуации. В ответ им было сообщено, что все дела надо передать Киевскому комитету, а затем отбыть обратно Петроград [15, л. 22–23]. В итоге уполномоченные ОЗЕ, не доведя до конца работу, но дождавшись прибывших им на смену представителей от Киевского комитета, в конце мая 1915 года уехали из Черниговской губернии. Однако в начале июня 1915 года из Стародуба в Центральный комитет ОЗЕ в Петрограде пришло письмо, в котором сообщалось, что Киевский комитет из-за отсутствия достаточных средств отказался оказывать врачебно-санитарную помощь. Поэтому местный комитет просил вернуть к ним представителя Петроградского ОЗЕ, чтобы он закончил начатое дело [15, л. 32об.–35об.]. В итоге Комитет Общества охранения здоровья еврейского населения принял решение всё-таки отправить Л.Б. Гаркави на помощь Розенштейну, представителю Киевского комитета в Черниговской губернии [15, л. 41–42об.]. Л.Б. Гаркави два месяца (с июня по конец июля 1915 года) проработала в Черниговской губернии, занимаясь оказанием врачебно-санитарной помощи и борясь со вспышками эпидемий холеры, тифа, скарлатины и прочих заразных заболеваний. По сообщенным Гаркави в отчетах сведениям, она занималась «латанием дыр» в организованных врачебно-питательных пунктах. Объезжала 13–14 пунктов, все уезды и местечки Черниговской губернии, направляя всё внимание на санитарно-медицинскую помощь в виду появившееся в июне–июле 1915 года в Черниговской губернии эпидемии холеры. Острая вспышка заболевания имела место в Мглине, было много случаев заболеваний и смертей среди еврейских выселенцев. К 18 июля 1915 года эпидемия в Мглине была локализована. Но появилась холера в Почепе. Более-менее спокойная эпидемиологическая ситуация была в Стародубе и Клинцах, но сохранялась угроза прихода холеры и в эти города. 25 июля 1915 года, когда ситуация с эпидемией стабилизировалась, вспышка болезни пошла на спад, Л.Б. Гаркави выехала в Петроград, вновь оставив Черниговскую губернию на попечение Киевского еврейского комитета помощи жертвам войны [15, л. 41–43]. Осенью 1915 года местная администрация радикальным образом решила проблемы возможных вспышек эпидемии среди еврейских вынужденных мигрантов, проживавших в Черниговской губернии: большая часть из них (примерно 75% от прежнего количества) была просто выслана из губернии. Таким образом, исследование процесса организации противоэпидемиологических мер в отношении еврейских беженцев в Черниговской губернии Российской империи в 1915 году проявило ряд проблем, в целом, мешавших успешному решению задачи по предотвращению вспышек эпидемии среди вынужденных мигрантов. Во-первых, вскрылся факт слабой осведомленности местной администрации о санитарно-эпидемиологической обстановке, в которой жили вынужденные мигранты. Это, с одной стороны, мешало им вовремя принять соответствующие ситуации меры, с другой, в итоге подтолкнуло к выбору пути наименьшего сопротивления в борьбе с угрозой эпидемии: просто выселить источник потенциальной опасности за пределы своей губернии. Во-вторых, обнаружилась проблема нескоординированности работы схожих по своему амплуа благотворительных общественных организаций, которые своими несогласованными действиями и «перетягиванием одеяла на себя» не способствовали успешному решению поставленных задач. Более того, напротив, препятствовали их скорому урегулированию, что порой приводило к сбою уже наметившихся успехов в организации противоэпидемиологических мероприятий. Эту же проблему, применительно к работе Российского общества Красного Креста, отмечает в своей диссертации О.В. Чистяков [19]. В-третьих, подтвердилось, что неразрешенность «квартирного вопроса» приводит к скученности проживания большого числа вынужденных мигрантов в помещениях, нередко не пригодных для обитания, как следствие, антисанитария и благоприятная почва для вспышек эпидемий. В-четвертых, только благополучное разрешение проблемы с нехваткой денежных средств и медикаментов может позволить успешно решить и вопросы организации противоэпидемиологических мероприятий в отношении вынужденных мигрантов.

About the authors

M. A Zlatina

Herzen State Pedagogical University of Russia, Saint Petersburg, Russian Federation

Email: zlatinamariaal@herzen.spb.ru

References

Statistics